Считается, что проводить интервью с человеком, который тебе хорошо знаком, гораздо проще. А уж кто может быть тебе ближе, чем собственный отец?! Но в данном случае для меня подготовка и написание этого материала были сравни какому-то экзамену, настолько высок был уровень ответственности. Особой изюминкой стал тот факт, что говорили мы о династической профессии, которую я, увы, не выбрал. Впрочем, и мой отец, архитектор Джамиль Ахундов, в юности был близок к тому, чтобы избрать другой путь. С этой темы мы и начали нашу беседу.
Текст: Эмиль Ахундов | Фото: Адыль Юсифов, Сабухи Новрузов
The M.O.S.T.: Перед тобой с самого раннего детства был пример отца — человека, посвятившего всю свою жизнь архитектуре. Были ли у тебя другие интересы, или ты изначально знал, что продолжишь фамильную традицию?
Джамиль: Я даже не думал о том, чтобы заниматься архитектурой, потому что чуть ли не с подросткового возраста грезил театром. Занимался в студии актерского мастерства, играл в любительских спектаклях и мечтал поступить во ВГИК.
Отец же, имея за плечами богатый проектный опыт, занимался увлекательнейшей областью архитектуры — ее историей. Помню, как с детства прислушивался к его беседам с коллегами, которые приходили в гости. Наблюдал за их работой над графическими эскизами проектов реконструкции памятников архитектуры, сделанными от руки тушью. Отец был увлечен работой и с удовольствием рассказывал о своих плодотворных изысканиях. Вся эта среда, без сомнения, воздействовала на меня и наложила определенный отпечаток. Но это тогда не являлось достаточным стимулом, чтобы пойти по его стопам. Отец же, обладая мудростью и здоровым прагматизмом, посоветовал мне все-таки поступать на архитектурный факультет, а затем, если моя тяга к театру не остынет, получить второе образование. За что я ему сейчас благодарен. Кстати, преемственность поколений в нашей семье прослеживается и в том, что отец в молодости был прекрасным танцором. Во время обучения в институте он параллельно преподавал бальные танцы, чем тоже настораживал своего отца.
The M.O.S.T.: Когда же ты почувствовал вкус к профессии? Это произошло во время учебы или позднее?
Джамиль: Гораздо позднее. Учась на архитектурном, я руководил театральной студией, писал стихи, рассказы, работал корреспондентом в различных газетах. После окончания ВУЗа, будучи гуманитарием по складу ума, я с пренебрежением относился к проектированию, считая его ремесленничеством, и увлекся теорией архитектуры. Выступал с докладами на нескольких всесоюзных научных конференциях. Мои доклады вызывали интерес, и вскоре я поступил в аспирантуру.
Но тут грянул распад Советского Союза, девальвация, крах привычных ценностей, и моя научная деятельность для меня потеряла свою актуальность. Нужно было зарабатывать на жизнь. Проанализировав свои возможности, я пришел к выводу, что единственная доступная мне статья дохода — это все-таки архитектурное проектирование, в котором у меня даже не было опыта. И тем не менее, совершенно случайно, по чьей-то рекомендации, у меня появился мой первый клиент. Он оказался дотошным занудой, от работы с которым отказывались абсолютно все, поэтому мне его и передали. Но выбирать не приходилось. Так я заработал свой первый гонорар.
Потом некоторое время я набирался опыта в частной проектной студии, руководителем которой был мой однокашник и впоследствии близкий друг Новруз Эльдарлы. Я считаю его одним из талантливых азербайджанских архитекторов. На меня вышли неожиданные заказчики, впоследствии порекомендовавшие меня другим; те, в свою очередь, третьим… И понеслось (смеется). Схема, в которую сегодня впишется творческая биография многих начинающих архитекторов, не лишенных здоровых амбиций.
The M.O.S.T.: Каким был твой первый самостоятельно реализованный проект?
Джамиль: Проект четырехэтажного жилого дома по Лермонтовскому переулку выше станции метро «Ичеришехер». Сам сделал проект и осуществил строительство, пригласив в качестве прораба опытного конструктора. Я тогда впервые работал как над объемно-планировочным решением, так и над интерьером.
The M.O.S.T.: С учетом твоего сегодняшнего опыта, какие чувства ты испытываешь, глядя на этот проект сейчас?
Джамиль: Смущение (смеется)… Откровенно говоря, проект был слабоват. Но позднее Баку вступил в эпоху повальной облицовки всех зданий камнем-известняком «аглаем», и единственный парадный фасад этого здания благополучно уравняли с окружающей средой, избавив меня от комплекса творческой неполноценности. Через несколько лет я еще возвращался к этому объекту: создал новый интерьер одной из квартир.
The M.O.S.T.: Метаморфозы с облицовкой аглаем постигли еще один твой проект — жилой «городок» на Баилово, который изначально был выполнен в совершенно ином стиле…
Джамиль: Да, совершенно верно! Задумывался этот микрорайон, как стилизация под аккуратные голландские домики: с разноцветными крашеными фасадами, подчеркнутыми брандмауэрами, скатными кровлями на разных уровнях и фрагментарными мансардными вкраплениями. В процессе строительства подрядчик решил увеличить продаваемую площадь за счет сплошного мансардного этажа. Я отказался, и проект был отправлен другому специалисту на переделку. Здания потеряли свой изначальный образ. Все это вкупе с очень некачественной фасадной отделкой и дешевой металлочерепицей (исполнители экономили на материалах) выглядело настолько непрезентабельно, что я отказался от авторства. Более того, это несоответствие заметили городские власти и потребовали от подрядчика спрятать все под привычной уже каменной облицовкой в так любимом властями псевдоклассическом духе. Но несмотря ни на что, планировка квартир была хорошая. И люди, купившие впоследствии там жилье, при случае выражали мне благодарность, а это приятно.
The M.O.S.T.: Какой твой самый лучший проект, на твой собственный взгляд?
Джамиль: Не знаю, насколько он лучший, мне он нравится по-особому… Заказывался, как проект виллы, а получилась усадьба. Разница в способе загруженности, прилегающей территории и компоновки всех возможных зданий на участке. Набор помещений и сооружений в таких проектах, как правило, стандартен. В случае усадьбы они смотрятся как единый комплекс, практически без разрывов, визуально объединенный навесами, закрытыми переходами, площадками, декоративными бассейнами, зонами озеленения, занимая собой всю территорию участка. Но как говорится, самый интересный проект — это следующий.
The M.O.S.T.: В чем ты черпаешь вдохновение? Наблюдаешь ли ты за архитекторами с мировым именем, за тенденциями и трендами?
Джамиль: Стилевые предпочтения практикующего архитектора должны немного опережать не только собственные творческие открытия, но и текущие тенденции в современной архитектуре. Его взгляд должен быть направлен вперед, если представить историю архитектуры линейно. А для этого, конечно, нужно внимательно следить за этими самыми тенденциями.
Вначале это было необходимостью для своего рода разгона. Штудировались архитектурные иллюстрированные журналы, книги, позже интернет с его неограниченными возможностями. Вдохновение черпалось и выражалось в опосредованных компилятивных заимствованиях. В период становления профессионального стиля это неизбежно. Нужно понимать, что под компиляцией здесь подразумевается питательная среда для вдохновения. У каждого проекта своя энергетика, которая может зарядить и сподвигнуть на определенные реализации. Участвуя в конкурсе на проект транспортной развязки, я заразился творчеством Захи Хадид, и мой мост был выполнен в узнаваемых параметрических линиях. А по большому счету вся современная архитектура — это одна большая компиляция.
The M.O.S.T.: В чем залог удачного диалога между архитектором и заказчиком во время работы над проектом?
Джамиль: Этот диалог изначально строится на столкновении двух практически не пересекающихся цивилизаций. Единственной точкой пересечения является проект. Заказчик не обязан разбираться в стилях и правильных цветовых сочетаниях, в истории архитектуры и сортах инженерной доски. Все, что от него требуется, — доверять своему выбору и не мешать проектировщику. Архитектор или дизайнер должен неукоснительно следовать главному правилу: уложиться в оговоренный бюджет. В остальном заказчик должен предоставлять ему полный карт бланш.
The M.O.S.T.: Ты занимаешься как проектированием и строительством целых комплексов зданий, так и разработкой интерьерных решений. Какое из этих двух направлений тебе интереснее?
Джамиль: Сейчас мне интересно абсолютно все. В начале проектной деятельности отдавал предпочтение архитектуре. Есть нюанс: архитектор видит проектируемый объем снаружи, а дизайнер интерьера — изнутри. Казалось бы, очевидный факт, но он играет решающую роль. Не каждый архитектор может увидеть себя внутри проектируемого пространства, чтобы начать работать с ним. И уж тем более, наоборот. Лет 25 назад я не был исключением. Но добросовестная практика решает многое. Когда мне заказали мой первый интерьер, я не отказался от него и оправдал ожидания. Сейчас мне их заказывают больше, чем архитектурных проектов, но и я со временем почувствовал к ним определенный вкус. Тем более, говорят, что они у меня неплохо получаются (смеется).
The M.O.S.T.: Как обывателю отличить хорошего архитектора или дизайнера интерьеров от… не очень хорошего?
Джамиль: Профессионализм архитектора, да и дизайнера в конечном счете заключается в том, чтобы подготовить полный пакет необходимых проектных документов. Если при реализации у заказчика возникают с этим проблемы, он задним числом может сделать закономерный вывод, что при всей возможной одаренности автора он либо еще недостаточно профессионален, либо недобросовестен. Вторая важная составляющая — это, конечно же, рекомендации (не путать с рекламой). Они могут играть решающую роль. Третье — вкусовые предпочтения. Когда ты видишь проекты или реализованные работы того или иного дизайнера и, независимо от твоей эстетической подготовленности, они тебя греют, значит, он твой.
The M.O.S.T.: В чем заключается секрет создания интерьера, который бы выглядел актуально в течение долгого времени?
Джамиль: Не каждая на сегодняшний день авангардная работа со временем становится достоянием отраслевой истории. В чем секрет?.. Безусловно, в таланте автора. В соотношении этого таланта с эстетическими запросами и предпочтениями наследников заказчика. Наследников в самом широком смысле. Никому не придет в голову обновить интерьер архитектора Шехтеля в доме Рябушинского даже спустя 100 с лишним лет. А тогда это было верхом архитектурного авангарда. Не случайно этот стиль назывался «модерн».
The M.O.S.T.: В качестве иллюстраций к этому интервью используются фотографии созданного тобой интерьера виллы, расположенной в Sea Breeze. Расскажи, пожалуйста, подробнее об этом проекте. Каких принципов ты придерживался при его создании?
Джамиль: Во-первых, я уже знал заказчиков, и это была моя вторая интерьерная работа для них. Несколько лет назад делал проект интерьера их городской квартиры.
Тот проект стал определенной вехой в моем творчестве: я попробовал себя в набиравшем тогда популярность fusion стиле, который подразумевает очень тонкое смешение стилей. В итоге я остался доволен, заказчик тоже. Поэтому и в вилле площадью более 600 квадратных метров я использовал такой же прием. Второй этаж — спальная зона, четыре закрытых пространства со своими гардеробами и ванными комнатами и своими интерьерными решениями. Площадь второго этажа была чрезмерна для потребностей одной семьи, и я разобрал часть перекрытия (благо каркасная конструкция позволяла), визуально объединив с помощью «второго света» пространства каминной зоны первого этажа с холлом второго. Первый же этаж — это единое пространство, произвольно поделенное на функциональные зоны, подчеркнуто перетекающие одна в другую, имеющие общие черты, но и отличающиеся выразительными нюансами. Условные границы зон ненавязчиво подчеркивают отдельно стоящие декоративные перегородки, акцентные порталы и ложный камин.
The M.O.S.T.: Что было самым сложным в реализации этого проекта?
Джамиль: Пожалуй, лестница, которая на момент начала работ уже была выполнена очень грубо — просто глыба бесформенного железобетона. Я предлагал ее снести и собрать новую из легких конструкций, но заказчик не решился на этот шаг. В результате мне пришла идея задекорировать ее белыми мраморными ступенями, а выровненную и оформленную нижнюю часть закрасить в темно-серый цвет. На фоне полумрака, царящего внизу, контраста с белыми ступенями и яркого витражного окна вся тяжелая часть конструкции словно растворилась. Оригинальность же этой лестницы, на мой взгляд, состоит в том, что у нее отсутствуют привычные перила на нижнем марше. Расстояние между мраморными «сталагмитами», вертикально выходящими из самих ступеней, рассчитано так, что между ними невозможно упасть.
The M.O.S.T.: Говоря о цветовых акцентах в этом интерьере, нельзя не вспомнить про картины и большой цветной витраж, о котором ты уже упомянул. Какую роль играют эти элементы?
Джамиль: Один из приемов по оформлению интерьера — это акцентное распределение цветовых пятен в виде картин, росписей, витражей. Этот витраж выполнен известным художником-витражистом Зохрабом Муталибовым, с которым я периодически сотрудничаю уже много лет. Есть интерьеры, которые создаются под картины. В моих же проектах все перечисленные элементы оттеняют, подчеркивают, композиционно контрастируют или растворяются в зависимости от основной идеи. Как правило, я сам подбираю эскизы или задаю художнику определенное цветовое решение. Никакой отдельной смысловой и художественной нагрузки картины в моих интерьерах, как правило, не несут.
The M.O.S.T.: Какой ты видишь архитектуру будущего?
Джамиль: Ни для кого не секрет, что за последние сто лет архитектура во всем мире претерпела больше стилевых изменений, чем за всю ее предыдущую историю. Такая стремительность обусловлена включением в эту сферу новых технологий, подталкивающих к появлению неожиданных конструкций, меняющих представление о формообразующих возможностях и, как следствие, рождающих новый образ, определяемый, как новый стиль. Технология 3D печати позволяет сегодня создавать детали с дальнейшим монтажом на месте строительства. Технология умного дома подсказывает определенные условия при проектировании интерьера. Конструктивизм начала ХХ века произвел настоящую революцию в архитектуре, задав ей динамический тон на несколько десятилетий. И, как ни странно, он вдохновил деконструктивистов, которые вышли на параметрическую архитектуру, благодаря все тем же стремительно развивающимся технологиям. Генеративный дизайн, как неизбежное следствие параметрического воображения, подталкивающего к концептуальному аморфизму. Биотек, сформулированный еще в конце ХIХ века, сегодня получает новое осмысление и новые образы. И, думаю, у этого специфического направления нет ограничения во времени. При этом и модернизм, меняясь семантически, надолго сохранит актуальность чистой геометрии. Часто новые формы последовательно проходят этап обывательского шока с последующей адаптацией и идеализацией. Возможно, сейчас в какой-нибудь маленькой архитектурной мастерской на одну персону рождается нечто скандальное и, на первый взгляд, неприемлемое, что определит будущие архитектурные предпочтения на много лет вперед.
И еще надо не забывать, что существует архитектура для архитекторов — элитарная архитектура, как объект профессионального обсуждения, анализа и прогнозов. А есть архитектура массовая, и она тоже «участник парада», но как результат санкционированных рекомендаций.
Говоря же о будущем азербайджанской архитектуры, я преисполнен вполне радужных ожиданий. Некоторое время назад Союз архитекторов пригласил меня поделиться опытом с молодыми архитекторами и студентами архитектурного факультета. И я был приятно удивлен въедливой заинтересованностью и доскональной содержательностью вопросов, которые временами ставили в тупик смелостью взглядов и неординарностью логики. Чем, собственно, и должны отличаться представители творческих профессий.
