Когда произносишь имя Таира Салахова, то как-то невольно осознаешь — нет необходимости перечислять неимоверно внушительный список званий, наград, заслуг этого уникального человека, посвятившего себя искусству. А ведь действительно, личная суть и профессиональные интересы Таира Теймуровича органично переплетаются: мудрый в жизни — он мудр и в творчестве; смелый в творческих решениях — он и в жизни всегда готов выслушать, понять, протянуть руку помощи, чтобы уберечь от несправедливости, от издержек времени.
Таир Салахов знаменит. Популярность и признание этого выдающегося живописца завоеваны успешной, многогранной деятельностью: художник, сценограф, педагог, крупный общественный деятель — и в каждом из указанных векторов им сказано веское салаховское слово.
Наш разговор с Таиром Теймуровичем начался с несколько неожиданной темы. Рассматривая две работы — натюрморты со стулом, мы стали рассуждать о символическом значении этого предмета, о том, как меняется смысловая связь между рисунками при смене порядка их расположения.
Текст: Рая Аббасова | Фото: Анфиса Бессонова, Анар Курбанов
СУВЕНИР ИЗ АФГАНИСТАНА
Таир Салахов: Кому расскажешь о стуле, который я вез из Афганистана? Со мной в одной комнате оставался блестящий артист кино Алексей Баталов. Ночью я вышел за водой. Алексей, зная, что это небезопасно, составил мне компанию. Позже Баталов вспоминал о нашей прогулке: «Мы шли по ночному городу в окружении шести охранников, и я все думал, что же ищет Таир? А он купил стул Пикассо!» Кстати, аналогичный стул я приобрел в Испании значительно раньше. И я задумался, ведь между ними существует особая необъяснимая связь — «шелковый путь», связь времен и народов.
The M.O.S.T.: Казалось бы, привычный предмет, но он таит в себе множество смыслов, нюансов и тонкостей. Достаточно вспомнить серию ваших работ «Портреты матери». Впечатление таково, что перед нами проходит непростая судьба женщины-матери. Последняя картина цикла — пустой стул, который трактуется, с одной стороны, как символ ухода в вечность, а с другой, как великая память, как глубокая боль расставания.
Таир Салахов: Концепция цикла картин, о которых вы говорите, действительно отождествляет опустевший предмет с ушедшим человеком. В каких случаях тот или иной предмет обретает суть символа? Вероятнее всего, когда предметный образ выходит за пределы своего непосредственного назначения, а более широко — содержания. Обратимся, к примеру, к иллюстрациям Люка Филдса к книге Чарльза Диккенса «Тайна Эдвина Друда», на одной из которых изображен опустевший стул великого писателя (ко времени появления иллюстраций Диккенса уже не было в живых).
The M.O.S.T.: Как тут не вспомнить восклицание Ван Гога: «О, эти пустые стулья! Их и теперь уже много, а будет еще больше…»
Таир Салахов: В этих словах художник скрыл глубочайшее сожаление по поводу быстротечности жизни и уходу в данном конкретном случае Гогена. Свое отношение к этому печальному событию Ван Гог выразил через две картины «Кресло Гогена», которые в то же время предрекают вечность гениальному таланту. И таких примеров немало.
ПРЕДВИДЕНИЕ
The M.O.S.T.: Сегодня много и довольно убедительно говорят о способности человека к предвидению. Ваше монументальное полотно «Тебе, человечество!» относится к разряду того, о чем идет речь, или явилось результатом, скажем, утечки информации?
Таир Салахов: Ваш вопрос, как я понимаю, спровоцирован датой презентации картины — 12 апреля 1961 года, совпавшей с обнародованием известия о первом полете человека в космос. Скажу вам откровенно, на эту работу я не получал никаких заказов, по поводу ее создания не подписывал никаких договоров. А об утечке информации подобного рода, как вы понимаете, и речи быть не могло.
В тот день и год страна отмечала традиционный День художника, а потому здесь речь может идти лишь о счастливом совпадении. К тому же, человек всегда мечтал о полете, под которым довольно часто подразумевается символика свободного парения мысли, ничем не скованной творческой энергии, фантазии. Но идея полета сопровождалась порой и мудрым назиданием. Вспомним хотя бы мифологического Икара и связанную с ним легенду. «Не поднимайся слишком высоко, солнце растопит воск. Не лети слишком низко, морская вода попадет на перья, и они намокнут», — предупреждал своего сына Икара мастер Дедал, сотворивший для себя и Икара крылья, скрепленные воском. Но, как известно, Икар настолько увлекся полетом, что забыл о предупреждении отца и приблизился слишком близко к Солнцу. Красивая, хоть и печальная легенда, смысл которой совсем не однозначен. Возвращаясь к моей работе, затрудняюсь сказать, была ли ее идея навеяна каким-то предвидением, предчувствием… Возможно, и так. Но имеет ли это значение? Главное, картина вызвала широкий резонанс, умноженный известием о первом полете в космос Юрия Гагарина. Конечно же, я был рад такому совпадению, хотя судьба этой картины не раз доставляла мне беспокойство. Но время обладает удивительно ценным свойством — расставлять все по своим местам. В 2008 году «Тебе, человечество!» была представлена на Венецианской биеннале, что свидетельствовало о начале космической Одиссеи.
КОНТАКТЫ
The M.O.S.T.: В определенное время, занимая должность первого секретаря Союза художников СССР, вы курировали, в том числе, и творческие связи с зарубежными странами. Насколько в то время был широк ареал международных культурных контактов Союза?
Таир Салахов: Время было непростое — период холодной войны. Творческие контакты ограничивались в основном социалистическими странами. Но, несмотря на все препоны, руководство Союза художников СССР делало все возможное для взаимодействия мастеров искусства разных стран. Достаточно сказать, что начиная с конца 80-х — начала 90-х годов прошлого века в Москве и Ленинграде (ныне Санкт-Петербурге) были проведены масштабные проекты, в рамках которых прошли персональные выставки знаменитых западных деятелей искусства: Гюнтера Юккера, Роберта Раушенберга, Гилберта и Джорджа, Жана Тэнгли, Джорджо Моранди, Руфино Тамайо, Джеймса Розенквиста, Яниса Кунеллиса и многих других.
The M.O.S.T.: Но наряду с персональными выставками вам, Таир Теймурович, принадлежит идея проведения тематических художественных выставок «Двенадцать европейских художников» из коллекции Ленца Шенберга, «Сорок художников Нью-Йорка», «Французская академия искусств» и другие…
Таир Салахов: Эти проекты, реализованные в Москве, Санкт-Петербурге и других городах, вызвали в свое время широкий интерес у многочисленных посетителей. Но у этих историй есть достойное продолжение — речь идет о творческом взаимообмене. Ответом на каждую выставку иностранных авторов являлись аналогичные акции — показы произведений советских художников за рубежом. Скажу, что многое из состоявшегося было проведено по моей инициативе при поддержке единомышленников. «Пробить», как сейчас говорят, такие проекты было делом непростым, но оно того стоило, так как в результате проведения таких выставок открывались новые перспективы, завязывались интересные знакомства, часто перерастающие в дружеские отношения. Так, на долгие годы нас связала дружба с американским художником Робертом Раушенбергом, к великому сожалению, покинувшим этот мир несколько лет назад. А ведь благодаря Роберту, пригласившему меня на открытие своей персональной выставки в Берлине, я стал свидетелем исторического события — падения Берлинской стены. В моем архиве есть фотография, запечатлевшая момент моего перехода через пролом в стене из Восточного Берлина в Западный.
Позже судьбе было угодно свести нас с Робертом в последний раз посредством телефонного разговора. Так получилось, что Айдан (моя дочь), находясь в Майами, встретилась с Раушенбергом, который был уже болен. Я не силен в английском, Роберт не знает русского, но мы говорили, говорили… Признавались в уважении друг другу, я говорил о его значимости в развитии современного искусства, он говорил о моем творчестве… Этого талантливого живописца не стало 12 мая 2008… Жаль…
The M.O.S.T.: Известно, что в вашем архиве хранится благодарственное письмо знаменитого Фрэнсиса Бэкона. По мнению профессиональных критиков, творчество Бэкона в эмоциональном отношении «подпитано» людской болью, страданиями. Даже «железная» леди Маргарет Тэтчер отозвалась о нем, как о «человеке, который рисует эти ужасные картины», имея в виду не качество работ, а избранную художником тему.
Таир Салахов: По поводу творчества Фрэнсиса Бэкона в свое время были самые различные мнения и отзывы, но ни при каких обстоятельствах он не отступал от своих художественных принципов. В результате такой принципиальной позиции в поздний период жизненного и творческого пути художник завоевал право быть причисленным к ряду великих британских мастеров XX века. В настоящее время работы Бэкона высоко ценятся, более того, его отдельные произведения вошли в число самых дорогостоящих и востребованных художественных полотен современности.
В начале 80-х годов, как я уже говорил, мне, как одному из руководителей Союза художников СССР, удалось добиться проведения в Москве выставки работ Фрэнсиса Бэкона. Бэкон не смог приехать, но организационные вопросы по проведению его выставки удалось решить с посольством Англии.
Уже позже я получил от этого талантливого художника письмо следующего содержания: «Уважаемый господин Салахов! Спасибо вам за возможность показать мои работы в Москве. Буду признателен, если вы ознакомитесь с моими работами, пересланными для показа на выставке. Надеюсь, что вам что-нибудь понравится». Спустя некоторое время наша встреча все же состоялась, но уже в Лондоне.
О признании и особо почетном отношении к таланту художника можно судить по короткому диалогу, состоявшемуся во время приема, данного в честь Маргарет Тэтчер. Госпожа Тэтчер обратилась ко мне с вопросом:
— Господин Салахов, каких английских художников вы знаете?
— В 1987 году по моей инициативе в Москве была проведена выставка работ английских художников Фрэнсиса Бэкона, а также Гилберта и Джорджа.
Услышав мой ответ, Тэтчер с удовлетворением констатировала: «Что ж, у меня нет вопросов к вашей стране по поводу отношения к современной культуре».
АПШЕРОНСКАЯ ШКОЛА
The M.O.S.T.: В 2016 году в Государственной Третьяковской галерее с большим успехом впервые прошла выставка ваших работ под названием «Солнце в зените». Как же так получается, во все периоды деятельности, вы, Таир Теймурович, активно занимались поддержкой и пропагандой творчества своих талантливых коллег, забывая при этом о себе? Смею предположить, что не без вашего участия продолжением экспозиции «Солнце в зените», проведенной в Третьяковке, стала выставка «Искусство Апшерона», на которой экспонировались работы представителей азербайджанской «Апшеронской школы»: Мир Джавада, Расима Бабаева, Тофика Джавадова, Ашрафа Myрада и Горхмаза Эфендиева.
Таир Салахов: Если не возражаете, я не буду комментировать вашу «прелюдию» к «Апшеронской школе». Скажу лишь, что свои работы я выставлял на больших выставках, где они демонстрировались наравне с работами моих коллег. Что касается «Апшеронской школы», то это пять неимоверно талантливых художников, которых помимо общих творческих устремлений объединил, к сожалению, уход из жизни… Печально, что каждый из них получил признание уже после ухода. И тут же нашлись «герои», которые, оказывается, совершали подвиг по спасению своих талантливых соотечественников. И никто или почти никто не вспоминает, что были действительно бессребреники, которые, пренебрегая многим, а главное своей безопасностью и даже свободой, просто помогали выжить тем, кто опередил свое время…
The M.O.S.T.: А не пришло ли время об этом поговорить?
Таир Салахов: Знаете, есть люди, которые, оказывая внимание, меньше всего думают о самопопуляризации, им этого не надо. В то же время подобные страницы истории не только проливают свет на эпизоды жизни художников, но и многое объясняют в их творчестве…
Когда Ашраф заболел и бедствовал, я заключил с ним контракт на 15 тысяч рублей — огромная по тем временам сумма! Но все деньги ему в руки не отдал, а выплачивал по полторы тысячи в месяц, чтобы материально обеспечить его на определенный период времени. Все действия были естественны, деликатны, а по-другому и быть не могло, так как цель заключалась не в высвечивании собственного благородства,
а в огромном желании помочь, по-человечески поддержать талантливого, незаслуженно обойденного вниманием собрата по цеху.
Истории известно, кто принимал, скажем, отвергнутых в Союз художников, чьи подписи стоят под документами… Когда заболел Мир Джавад, я от себя лично и от лица Союза художников Азербайджана обратился к супруге президента Турции Тургута Озала, при поддержке которой этот талантливый художник прошел курс лечения в турецком госпитале. Рядом с Мир Джавадом неотлучно находилась его супруга — Люба-ханум…
Дополню, мне посчастливилось лично организовать и открывать две персональные экспозиции произведений Мир Джавада в Москве. Я бесконечно рад, что творчество художников «Апшеронской школы» стало достоянием широкой общественности. С приобретением Азербайджаном независимости процесс интеграции национального искусства в мировое художественное пространство дает замечательные результаты, и это огромное достижение страны и ее руководства.
The M.O.S.T.: В приближающемся новом году общественность Азербайджана будет отмечать 110-летие выдающегося азербайджанского живописца Саттара Бахлулзаде. В преддверии знаменательной даты позволю себе попросить вас рассказать о ваших последних по времени встречах с художником.
Таир Салахов: В 1973 году Саттар тяжело заболел. Его надо было спасать. Я связался с профессором Черноусовым, работающим тогда в Московской клинике имени Пирогова, объяснил ситуацию. «Надо, чтобы он прилетел в Москву, пока на ногах. Скоро могут возникнуть большие сложности», — предостерег профессор. Отправить больного человека в Москву на лечение — процедура нелегкая.
Я приехал к Саттару в Амираджаны. Он лежал на расстеленной на полу постели, подложив руку под голову, рядом альбомчик. Увидев меня, сказал: «Таир, я в неважном состоянии, но у меня нет материальной возможности, чтобы что-то предпринять». Саттар был явно растерян. «Я понял. Не беспокойся, мы тебя отправим на лечение», — решительно заявил я, пока не представляя, как в самый короткий срок найти деньги, и немалые по тем временам! Выход из непростой ситуации был найден, мы в срочном порядке приняли решение о приобретении работ Бахлулзаде.
До вечера удалось собрать необходимую сумму, большую часть которой Саттар оставил семье. Это была его вторая и последняя поездка в Москву.
The M.O.S.T.: Возможно, несколько неуместно после столь печального рассказа, но все же художники ведь и пошутить умеют.
Таир Салахов: Были, конечно, и комические ситуации. Как-то Саттару подарили барана. «Таир, надо в выходные собраться на шашлык», — предложил он. Но бесконечные дела, не допускающие отлагательств, вынуждали постоянно переносить нашу встречу. Так прошел месяц, второй… Саттар опять приглашает. Вновь дела. Незаметно пролетел год. И тут весточка из Амираджан: «Ну, приходите, наконец! Баран заболел!».
Я приехал. Баран лежит, еле дышит. Вокруг собрались амираджанцы, что-то обсуждают, думают, как помочь бедному животному. А тут я в раздумье и с сожалением сказал: «Кто будет кушать больного барана… Позовите-ка сюда того, кто может постричь его». И когда барана на половину остригли, он резво вскочил на ноги. Оказывается, животному было просто жарко. «И как это мы сами не догадались постричь барана?», — сокрушался Саттар.
Вот так мой приход подарил барану жизнь. Мы пошутили, посмеялись. Уходя, я сказал: «Пусть этот красавец-баран живет». Все со мной согласились. После произошедшего разве кто-нибудь смог бы притронуться к мясу только что спасенного животного!
И мне как-то подарили барана. Помнится, я спросил у знатока этого дела: «Как ты думаешь, он съедобен?» В ответ: «Нет. Он все время телевизор через окно веранды смотрит». Да, с одной стороны мы жили и продолжаем жить творчеством, а с другой всех нас связывают жизненные ситуации…
The M.O.S.T.: «Таир — член ряда академий мира. Есть ли такая академия, в которой вы не были бы признаны?», — не ручаюсь за точность цитаты, но приблизительно так выразил свое отношение к вашему творчеству выдающийся политик современности Гейдар Алиев.
Таир Салахов: Все это отступает перед личностью самого Гейдара Алиевича. Приведу лишь один показательный эпизод из множества. В 1981 году я организовал в Баку президиум АХ СССР, Минкультуры и Союза художников с представлением дипломных работ выпускников художественных вузов СССР. В Баку приехали выдающиеся деятели искусства, ректоры художественных вузов, была представлена практически творческая элита всего Союза.
На бульваре развернули большую выставку, которую посетил Гейдар Алиевич. Позже в Академии наук Азербайджана состоялось расширенное заседание президиума АХ СССР и Научно-методического совета по художественному образованию, на котором выступил руководитель республики Гейдар Алиев. Прирожденный оратор, он на высоком профессиональном уровне дал оценку работам художников, попутно обозначив основные задачи искусства на современном этапе. Особо запомнилось, с какой гордостью и знанием проблемы говорил Гейдар Алиевич о самобытности и многогранной истории азербайджанской художественной культуры. Но, говоря об истории и буднях своей республики, этот достойнейший сын своего народа проявил высочайший такт, отметив, что каждый представитель братских народов, присутствующий в зале, может также рассказать об успехах своего края. Выступление Гейдара Алиевича на указанном форуме было напечатано в апреле 1981 года в газете «Бакинский рабочий», которую я храню в своем архиве. Эти воспоминания мне дороги.
Скажу вам откровенно, я был горд и счастлив, когда на мое 80-летие президент Азербайджана Ильхам Алиев вручил мне высочайшую награду — орден Гейдара Алиева.
The M.O.S.T.: «Наш Таир — Таир всего мира» — это удачно найденное определение, напечатанное в одном из журналов, постоянно подтверждается убедительными фактами. К примеру, ваш «Портрет Кара Караева» вошел в число работ, представленных в Музее Соломона Р. Гуггенхайма (Нью-Йорк, США) на выставке «Россия! (за 9 веков)», приуроченной к 60-летию ООН. Выставку открывал президент России Владимир Путин, что подчеркнуло значимость происходящего события.
Таир Салахов: Для участия в выставке было отобрано немногим более 270 произведений, созданных на протяжении девяти веков (!) — попасть в их число было действительно почетно. Портрет Гара Гараева был представлен наряду с шедеврами Андрея Рублева, Репина, Перова, Сурикова, Врубеля, Малевича и других прославленных художников мирового значения. Судя по отзывам прессы, выступлениям искусствоведов, гараевский портрет произвел фурор и «явился открытием для Америки».
Сейчас часто можно услышать приблизительно следующее: «Париж был у моих ног!» А во времена нашей молодости многое о себе мы узнавали случайно. 1962-й год. Иду по Торговой, а меня кто-то из знакомых и незнакомых останавливает и поздравляет. С чем — не понимаю. Оказывается, семь моих работ (в числе полотен классиков советского живописного искусства) представили на Венецианской биеннале. Такое внимание действительно ценно.
The M.O.S.T.: Таир Теймурович, если не ошибаюсь, в 1963 году по вашей инициативе был создан факультет Изобразительного искусства в Азербайджанском государственном университете культуры и искусств?
Таир Салахов: Да, это так. Я присутствовал на первых приемных экзаменах. Тогда приняли 15 человек. За 10 лет я получил ученые звания доцента, затем профессора. Я горжусь этими званиями, так как получить их в то время было непросто — представления утверждались в Москве. За 10 лет на моих глазах родились 150 художников. Педагогическую деятельность я продолжил в МГАХИ им. В. Сурикова, где в определенное время заведовал кафедрой живописи и композиции. Я и сегодня с большим удовольствием общаюсь со своими бывшими учениками, многие из которых радуют меня своими успехами.
The M.O.S.T.: Что вам, как педагогу, удалось передать своим ученикам?
Таир Салахов: Понимание и видение объемов, пропорций, золотого сечения. Я всегда призываю молодых художников быть внимательными к деталям. Нарисовать глаза Давида мало — надо в них «заглянуть». Можно изобразить его мышцы, но для убедительности рисунка необходимо знать анатомию. Живописцы эпохи Возрождения проходили школу именно на такой основе. Для меня в преподавании важно не навязывать свое видение, а распознать индивидуальность каждого ученика, предоставить ему возможность выбора, но при обязательном знании и изучении классических законов художественного творчества.
Думаю, не будет преувеличением, если скажу, что мне удалось немалого достичь в своей профессии, но всегда помню, что начинал я с асфальта, расчерчивая площади, предназначенные для массовых гуляний, рисовал афиши в Нагорном парке. Был 1944-й год — время военное, действовал комендантский час. Порой работать приходилось ночью, невольно привлекая внимание патрулей. Военные, убедившись в моих мирных целях, угощали меня своим спецпайком…
Я бережно отношусь к воспоминаниям — это часть моей жизни, которая помогла научиться преодолевать сложные жизненные ситуации, ценить то, что отпущено свыше. Известность приходит не сразу — ее надо завоевать, заслужить, надо верить в себя и будущее, не забывая при этом постоянно работать над собой. Важно быть объективным к себе, стараться не преувеличивать своей значимости и дарования. У жизни и у профессии свои законы, которые надо беспрестанно познавать и которым надо следовать.
